[iskra-ogna]

15.12.2008 в 21:42

Пишет  Тиннаро:

Идея дьявола

Лучше править в Аду, чем прислуживать в Раю.
Д. Мильтон. Потерянный Рай

Дьявол является наследством широко распространенной склонности человечества приписывать происхождение зла нечеловеческому источнику. В первобытных обществах считалось, что зло и несчастья исходят от богов. Силы, создавшие Вселенную и управляющие ею, являются единоличными творцами всего сущего, и ответственность за существование зла возлагалась на них в три же степени, в какой отдавалось должное за проявления добра. В вопросах слишком обыденных, чтобы находиться в ведении богов, ответственность за беды и страдания возлагалась на злых духов, менее могущественных, чем боги, зато более многочисленных.

Имя «Сатана» происходит от еврейского слова, означающего «противник». В первых книгах Ветхого Завета, написанных еще до вавилонского пленения иудеев в VI веке до н. э., слово «сатана» используется в значении «неприятель». Ангел Господень «встал на дороге, чтобы воспрепятствовать ( satan )» Валааму. Сатана не обязательно являлся чем-то сверхъестественным. Филистимляне отказались принять Давида из страха, что во время сражения он переметнется и станет их «сатаной», то есть противником.
В более поздних книгах, созданных после вавилонского пленения, появляется слово «сатана». Это – ангел, один из приближенных Господа, выполняющий обязанности обвинителя людей перед лицом Бога. В Книге пророка Захарии, вероятно, относящейся к концу VI века до н. э., пророк видит Иисуса, стоящим перед Господом. По правую руку от него стоит сатана, «чтобы противодействовать ему. В этом содержится намек на то, что сатана излишне ревностно исполняет свои обязанности прокурора, так как Господь пеняет ему на то, что он обвиняет благочестивого человека.
В первых двух главах Книги Иова, скорее всего написанных через сто лет после Захарии, сатана все еще является обвинителем людей, но теперь он обретает ярко выраженные зловещие свойства. Сыновья Бога предстают перед Яхве, и сатана вместе с ними. В выражениях, явно имеющих зловещий оттенок, сатана заявляет, что он «ходил по земле и обошел ее». Яхве хвалит Иова за праведность, но сатана возражает, что Иову легко быть праведником, поскольку он счастлив и богат. В качестве испытания Яхве позволяет сатане убить детей Иова, его слуг и скот, но Иов не шлет проклятий Богу за эти несчастья, философски замечая: «Бог дал, Бог взял, да будет благословенно имя Господа». Но сатана не удовлетворяется этим. «Кожа за кожу, а за жизнь свою отдаст человек все, что есть у него. Но простри руку Твою и коснись кости его и плоти его – благословит ли он Тебя?» И Господь позволяет сатане поразить Иова проказой, однако тот продолжает сохранять ему верность.
В этом рассказе сатана намерен уничтожить веру Иова в Бога и является прямым орудием наказания Иова. Но он действует только с соизволения Бога, и считается, что он делает полезное дело. Он пытается выявить порок, свойственный людям. Позднее выработалось представление, что злобное рвение сатаны стало столь же отвратительным Богу, сколь оно было отвратительным человеку. В Первой книге Еноха, не включенной в Ветхий Завет, но оказавшей сильное влияние на ранних христиан, сатана уже не впускается на небеса. Енох слышит голос архангела Фануила, который «запрещает сатане являться перед Богом и обвинять тех, кто обитает на земле». Там так же упоминаются «ангелы кары», чьи обязанности напоминают функции сатаны. Они готовят орудия наказания для «царей и сильных мира сего, дабы те были уничтожены». Вероятнее всего, эти тексты относятся к I веку до н. э.
Именно из этого представления о неумолимом ангеле, обвиняющем и карающем людей, вырос образ Дьявола средневекового и современного христианства. Когда Ветхий Завет был впервые переведен на греческий, «сатана» превратился в «дьявола», что означает «обвинитель» с оттенком клеветничества»
В позднейших иудейских текстах, а также в христианской традиции образ Сатаны выписан четче и власть его растет, пока он не становится великим противником Бога и человека, практически – хотя и не до конца – неподвластным Богу. Вполне естественно поинтересоваться, каким образом Сатана, изначально хоть и неприятный, но почитаемый сподвижник Господа, лишился его милости и превратился во врага. Одно из объяснений можно найти в Книге Бытия.

Дьявол и верные ему ангелы были сброшены с небес, потому что впервые в истории мира согрешили. «Кто делает грех, тот от диавола, потому что сначала диавол согрешил» (1 Иоан. 3:8). Но в чем состоял этот грех?

Священное Писание подсказывало два возможных ответа на вопрос о причине падения ангелов. С одной стороны, рассказ о связи «сынов Божиих» с «дочерями человеческими» (Быт. 6:1-4) позволял упрекнуть ангелов в преступной похоти, – версия, которой, видимо, придерживался и апостол Павел , предупреждавший, что «жена ... должна иметь на голове своей знак власти над нею, для Ангелов» (т. е. знак, не позволяющий ангелу подступиться к ней. – 1 Кор. 11:10). С другой стороны, сотворение человека «по образу Божию» (Быт. 1:27) предполагало превосходство человека над ангелами и, соответственно, преступную зависть со стороны последних. Обе версии – похоти и зависти – нашли разработку и в апокрифической, и в богословской литературе.

Апокрифическая первая книга Еноха расшивает скупую канву, намеченную в книге Бытия: ангелы, дети неба, возжелали прекрасных дочерей человеческих; двести из них (предводимые Азазелем и Семьязой) снизошли на гору Гермон и взяли себе в жены смертных женщин, которые родили от ангелов гигантов «ростом в триста локтей» и демонов. Удовлетворив сладострастие, ангелы научили людей ряду не самых полезных ремесел: «Азазель ... научил людей делать мечи, ножи, щиты, доспехи и зеркала; он научил их изготовлять браслеты и украшения, искусству красить брови, украшать себя драгоценными камнями и пользоваться всеми видами краски, так что люди развратились... Баркаял обучил искусству наблюдать звезды. Акибеель знакам. Тамиэль обучил астрономии. И Асарадель растолковал движения луны». Все эти науки и ремесла, усвоенные у демонов, привели к беззакониям и кровопролитию, люди возопили к Богу, и тот послал на землю праведных ангелов, чтобы наказать ангелов-отступников. Рафаил повязал Азазеля, а Михаил – Семьязу; их заключение в пустыне должно длится семьдесят поколений, после чего они навечно будут брошены в огненную бездну (гл. 6-10).

Представление о похоти как главном грехе ангелов поддерживали некоторые раннехристианские богословы. Грех ангелов в том, что они, вместо того чтобы заботиться о человеческом роде, занялись любовью с женщинами (Юстин Мученик , цит. по: Риворд, 31); они «отреклись от красоты Бога ради красоты, которая увядает» (Клемент Александрийский, цит. по: Риворд, 31).

Отказ поклониться человеку – из зависти, как полагали одни, или из гордости, как думали другие, – принимается за причину падения ангелов в апокрифических «Книгах Адама и Евы» («Жизнь Адама и Евы») (1 в. до н. э.) , где сам Сатана рассказывает историю собственного падения: «И поднялся Михаил и воззвал к ангелам: поклонитесь Божьему подобию, как повелевает сам Бог, Господь! И Михаил первым поклонился ему. Затем он призвал меня и сказал: Поклонись Божьему подобию! Я сказал: (...) Я не поклонюсь тому, кто младше и ниже меня (...) Это он должен мне поклониться» (14). Из богословов мотив зависти к человеку принял Иреней , однако позднее эта причина была почти всеми отвергнута, а похоть если и принималась за таковую причину, то понималась отвлеченно: как безмерная любовь дьявола к самому себе (у Дунса Скота; Похоть демонов).

Наиболее известным сторонником зависти как мотива падения был Лактанций, полагавший, однако, что дьявол завидует не человеку, но Сыну Божьему: Бог сотворил Сына и Сатану почти одновременно, но Сатана был сотворен вторым; если Сын удержался в своей «божественности», то Сатана «был отравлен завистью как ядом, и перешел от добра ко злу» («Божественные установления», 2:9; цит. по: Риворд, 68).

Большинство теологов сошлись на том, что падение совершилось до сотворения материального мира и человека и причиной его была гордыня дьявола и зависть к Богу. Мотив гордыни ясно выражен уже во второй книге Еноха, где от лица Бога говорится об ангеле, «замыслившем немыслимое»: утвердить свой трон выше, чем облака над землей, дабы стать равным по силе Богу; «и я сбросил его с высот вместе с его ангелами» (2 Енох. 29:4) . По выражению Иоанна Кассиан а (360–435), дьявол был «пронзен стрелой гордыни» (цит. по: Риворд, 43 ).

В латинской поэме «О первородном грехе» св. Авита Алким а (6 в.) дьявол в гордыне отрицает даже факт собственной тварности, предпочитая думать, что сам сотворил себя: «Думая, что он сам себя сотворил (se semet fecisse putans), что он сам был собственным создателем (suus ipse creator quod fuerit), почувствовал ярость неистовым сердцем, и, отрицая творца (autoremque negans), сказал: “Последую божественному имени, и воздвигну вечный трон над эфиром...”» ( Авит Алким, col. 331). Петр Ломбардский понимал дьявольскую гордыню как желание уподобиться Богу: «Хотел уподобиться Богу не путем подражания, но приобретя такую же силу (similis quidem esse Deo voluit non per imitationem, sed per aequalitatem potentiae)» (Сентенции, 2:6:1). В результате самым, быть может, страшным наказанием для дьявола стало именно то, что он остался навеки обречен на подражание – на жалкую роль насмешливой обезьяны Бога .

«Как упал ты с неба, денница, сын зари! разбился о землю, попиравший народы. А говорил в сердце своем: „Взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой и сяду на горе в сонме богов, на краю севера. Взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему». Но ты низвержен в ад, в глубины преисподней».

Возможно, это соотносился и с легендой о прекрасной утренней звезде, блуждавшей в Эдеме и сиянии бриллиантов и света. В своей безумной гордыне она попыталась сравниться с Господом. «Люцифер, сын зари» на иврите – «Гелель бен Иахар». Иудеи, арабы, греки и римляне считали утреннюю звезду (планету Венеру) божеством мужского пола. Греки называли ее Фосфоросом, римляне – Люцифером: и то, и другое означает «носитель света». Было выдвинуто предположение, что история Люцифера основана на наблюдении, что утренняя звезда последней исчезает перед восходом солнца, из-за чего и родился миф о ее наказании за неповиновение.

Иные, богословы, как, например, Фома Аквинский, понимали дьявольскую гордыню иначе: они полагали, что дьявол, будучи существом более чем здравомыслящим, никак не мог желать полностью уподобиться Богу, так как не мог не осознавать утопичности подобного притязания. Дьявол хотел лишь свободы: он хотел получить собственное блаженство и собственное спасение своими силами, «хотел иметь это благодаря достоинствам своей природы (per virtutem suae naturae), а не благодаря Божьей помощи и с Божьего соизволения» (Фома Аквинский, Сумма теологии, Ia:63:3) .

Грех дьявола, возжелавшего стать равным Богу и людям обещавшего уподобить их Богу («будете, как боги» – Быт. 3:5), – прежде всего в нарушении установленных Богом границ, в оставлении Дома Бытия, или даже в посягательстве на его перестройку (грех, проявившийся хотя бы в желании дьявола «утвердить свой трон выше облаков»). Это прекрасно понимали наиболее проницательные богословы. Так, Августин определяет демонов как существа, «не служащие своему началу, покинувшие свое жилище (relinquentes suum domicilium) для греха». Мир понимается здесь как Дом, которые надлежит «хранить» (Быт. 2:15), но уж никоим образом не покидать и не перестраивать. Иоганн Вир, завершитель многовековой традиции ученой демонологии, видит сущность дьявола именно в его желании перевернуть «все вещи» в онтологическом доме человека. Обустроенность Божественного Дома, благодетельность границ, положенных Богом для всякой твари, определенность места, предназначенного раз и навсегда всякому живому существу, – все это Иоганн Вир передает потоком весьма выразительных образов: «Разве дозволено мне божественным величием летать по воздуху, как птица, или ползать по земле с червями, или жить в воде вместе с рыбами; всего этого я, конечно, не умею, поскольку образую определенный чин у Бога (Dei ordinem) , как по происхождению, так и по естественным способностям, которые Бог мне дал, создав меня из праха земного и составив из костей, нервов, сухожилий, мяса, вен, артерий, крови и духа, и приказав, чтобы я, в силу такового сотворения, ходил по земле, возделывал ее, заботился о ней и обо всем, что живет на ней, а душой, которую он вдохнул в меня, стремился к небесному... Итак, не следует оленям скакать по воздуху, а рыбам жить на земле, и не следует тому, кто живет в Индии, пить воды Соны, а немцу утолять жажду в Тигре вместо Рейна... Что не может совершиться в своем чине – запрещено [Богом]» (Вир, Об обманах, гл . 24, § 10-11) .

Остро ощущая недостаточность сведений, содержащихся в Библии, средневековое воображение пыталось своими силами воссоздать историю о падении ангелов.

Сатанаэль
Имя дьявола, возникшее в Сирии в 8-9 в. (из библейского “сатаны”) и затем использованное богомилами (еретическая секта, имела широкое влияние в Болгарии, Византии, а затем и во всей Восточной Европе вплоть до России с середины 10 в. до 15 в.) для именования дьявола в их трактовке. Понятый как творец материального мира, дьявол во многом отождествлялся богомилами с Богом Ветхого Завета, а легенда о Сатанаэле представляет собой соответствующее такому пониманию переложение библейских сказаний. Представление о Сатане как о старшем сыне Бога, лежащее в основе демонологии богомилов, возможно, навеяно притчей о блудном сыне, “согрешившим против неба” и перед своим отцом (Лук. 15:21; см. об этом: Расселл, Люцифер, 44). Сатанаэль—старший сын Бога, который, будучи недоволен своей подчиненной ролью, восстал против отца. Треть ангелов присоединились к нему, уважая его высокое положение, а так же потому, что Сатанаэль обещал избавить их от утомительных литургических обязанностей. Потерпев поражение и упав с небес, Сатанаэль долго странствовал в пустыне, где принял решение создать для себя собственный мир. “Если Бог создал небо и землю, я создам второе небо, как второй Бог”,—так сказал себе Сатанаэль, согласно Евтимию Зигабену (цит. по: Расселл, Люцифер, 46). Сатанаэль создает “второе небо своими собственными ангелами и с той же иерархией, что на небе Отца” (Роскофф, II, 125); в другом, более убедительном понимании, “второе небо”—материальный космос (Расселл, Люцифер, 46).
Затем Сатанаэль создал из земли и воды плоть Адама, но обнаружил, что жизнь в образе змеи вытекает из Адама через правую ногу и указательный палец. Сатанаэль был вынужден обратится за помощью к Богу, и Бог помог ему в надежде, что созданные с его помощью существа пополнят чины ангелов, поредевшие после падения Сатанаэля и его приверженцев; Бог и Сатанаэль договорились, что Адам будет принадлежать им обоим: плотью—Сатанаэлю, а духом—Богу. (В одном из вариантов сюжета Адам лежал бездыханным в пустыне триста лет, а Сатанаэль странствовал в это время по созданному им миру, набивая свое чрево мясом нечистых животных. Вернувшись к Адаму, он заткнул все выходные отверстия его тела и изрыгнул ему в рот съеденную во время странствий нечистую пищу. Данный вариант легенды подчеркивает столь дорогую для богомилов мысль о контрасте между богоданной душой человека и омерзительным телом).
После Адама Бог помог Сатанаэлю сотворить Еву. Тот, приняв облик змея, переспал с Евой (посредством своего хвоста), и Ева родила от него Каина; от Адама же она родила Авеля.
За совращение Евы Бог наказал Сатанаэля, лишив его божественного обличия и способности творить, и он стал темным и отвратительным; однако Бог оставил ему власть над материальным миром на семь эпох. Сатанаэль дал людям законы Моисея, чтобы при их помощи манипулировать человечеством; он поручил демонам поселятся в человеческих душах, чтобы привязать их к мраку. Позднее ангелы Сатанаэля переспали с человеческими дочерьми, и от их соитий родились великаны, которые восстали против Сатанаэля, но последний победил и отомстил людям Всемирным Потопом.
Весь первый период человеческой истории—вплоть до появления “второго Сына” Бога—в трактовке богомилов протекает под владычеством Сатанаэля. В качестве властителя мира он царил среди людей, совращая их, со времен потопа; однако милосердный Бог через 5500 лет из своего сердца послал в мир “Слово”—второго Сына, который, сойдя с небес, вошел в правое ухо Богоматери и заново вышел из него (богомилы—докеты, видящие в зачатии и рождении Иисуса иллюзию; Иисус в их понимании не имеет материального тела, но лишь тело божественное). На третий день после своей мнимой смерти Христос (отождествляемый в значительной степени с архангелом Михаилом) явился Сатанаэлю в своем истинном обличье и вынудил его расстаться с божественной частью своего имени (“-эль” трактуется как начало божественного имени “Элохим”), так что от Сатанаэля остался просто Сатана (Роскофф, II, 125), Христос же с триумфом взошел на небо и занял пустующее место Сатанаэля одесную Отца.

В средневековом фольклоре и литературе имена дьявола довольно часто превращались в самостоятельные характеры: так, в некоторых средневековых пьесах Люцифер – князь ада, а Сатана – его посланник. Средневековая драматургия создала собственную богатую номенклатуру дьявольских имен. Помимо традиционных библейских и греко-римских мифологическим имен, мы находим здесь бесчисленные комические клички, такие как Tenebrifer («носитель тени» – парафраза имени «Люцифер» – «светоносный»), Cocornifer («рогоносец»), Schonspiegel и Spiegelglanz (немецкое «красивое зеркало» и «блеск зеркала»; оба имени имеют в виду умение дьявола играть на женском тщеславии), Krumnase (немецкое «кривой нос»), Pantagruel (имя, использованное позднее в романе Рабле), Gargorant, Galast, Malost, Libicocco, Lisegangl, Puk, Rosenkrancz (но не Гильденстерн!), Funkeldune; аллегорические имена – например, Abisme (французское «бездна», «ад»), Frauenzorn (немецкое «женский гнев»); названия явлений природы – Tempeste (буря), Foudre (молния), Orage (ураган).

Договор с дьволом
С появлением легенды о Фаусте прежняя тема договора с дьяволом обрела новую форму. Вариация, созданная по модели легенды о Теофиле, коренным образом изменила принцип возможного контакта со Злом. Теофиль подписал с Искусителем договор, согласно которому он отдавал ему свою душу в обмен на содействие в получении сана епископа; однако, почувствовав, что конец его близок, Теофиль раскаялся и получил прощение благодаря заступничеству Святой Девы, заставившей дьявола вернуть роковой документ и тотчас его уничтожившей. В Х веке история Теофиля, ставшая к этому времени легендой о святом Теофиле, была обработана в латинских стихах.
В Европе народная традиция повсеместно уничтожала драматический аспект сатанинского договора, систематически повествуя о злоключениях демона, неспособного заставить жертву исполнить указанные в договоре условия. Для многих смертных Злой Дух был сущим простаком, свято верившим в “клочок бумаги” и с его помощью пытавшимся принудить людей исполнить свои обещания. Глядя на растрескавшиеся двери собора в Аахене, немцы принимались смеяться. Ибо, согласно легенде, когда у строителей собора кончились деньги, дьявол пообещал им помочь, но взамен попросил отдать ему душу первого, кто войдет в собор. Тогда по совету мудрого монаха перед входом в собор поставили клетку с волком. Затем открыли дверцу и, выпустив волка из клетки прямо в собор, захлопнули за ним двери. Дьявол в ужасе выскочил из собора и с такой силой хлопнул дверью, что она вся покрылась трещинами. Другая известная в Европе сказка повествует о мосте, построенном трудами дьявола. Согласно договору, платой за мост, соединивший две соседние деревни Ленк и Эрсматт, должны были стать души первых трех, кто пройдет по этому мосту. Тогда люди выкатили на мост кочан капусты, за ним выпустили козу, а по следам козы послали собаку.
Однако в течение XVI века события постепенно стали принимать совершенно иной оборот. С одной стороны, лютеране, как и католики, утверждали, что демон, жаждущий завладеть душой грешника, вовсе не обязан подписывать договор. С другой стороны, конкурирующие церкви усиливали драматический аспект соглашения с дьяволом, утверждая, что заключают его только ведьмы, то есть существа, окончательно сбившиеся с праведного пути. Подписанный кровью договор, дьявольская отметина и противоестественные сексуальные отношения отторгали ведьм от мира людей и лишали надежды на божественное милосердие, на которое до подписания договора они еще могли рассчитывать. Ученое толкование новой модели договора совпало с началом великих гонений на адептов сатанинской секты. Толкователи сосредоточились на фигуре доктора Фауста. Человек такой, похоже, действительно существовал. Врач и астролог, он родился в Вюртемберге и умер около 1540 году Впрочем, реальная фигура значения не имеет; имя Фауста стало нарицательным, присвоив себе опасную славу таких сомнительных персонажей, как маги и прорицатели, а также ряда современников: Парацельса, Нострадамуса скончавшегося в 1566 году и сожженного в 1553 г. в Женеве еретика Мигеля Сервета1 . Вписался Фауст и в сюжеты многочисленных народных сказок, посвященных взаимоотношениям с миром сверхъестественного.
Вызвав при помощи заклинаний дьявола Мефистофеля, Иоганн Фауст подписал с ним договор. В обмен на все, какие только можно себе вообразить знания, на способность совершать сверхчеловеческие подвиги и получать любые сексуальные удовольствия он по прошествии 24 лет обещал отдать дьяволу свою душу. Опубликованная в 1587 году “Faustbuch” (“Народная книга о докторе Фаусте”) содержала текст, весьма отличный от легенды о Теофиле. Под влиянием идей Лютера, Святая Дева утратила свою роль заступницы. Фауст трагически погибал и был проклят. У католиков теория договора с дьяволом также подвергалась переосмыслению. Например, в драме “Cenodoxus”, сочиненной иезуитом Якобом Бидерманом в 1602 году, Фауст не раскаивается, а потому бесповоротно обрекается на муки ада. Произошла инверсия: заключенный Фаустом договор с дьяволом перестал быть причиною греха, а превратился в его следствие. Ученая европейская культура начинала широкое наступление на гуманистические идеалы первой половины XVI веке, завещавших Фаусту необычайную тягу к знаниям и красоте, унаследованную от Античности. Теперь стремление все познать, все сделать, все попробовать рассматривалось и лютеранами, и христианскими гуманистами, к которым причисляли себя и иезуиты, как бунт против Бога.
Период от Реформации до Просвещения был единственным в истории Запада, когда договор с дьяволом обычно завершался победой нечистого. Средневековье предпочитало одураченных демонов, в XVIII столетии мысль о конечном поражении Сатаны вновь обрела свои права в фольклоре, а вместе с великим творением Гете вошла и в ученую культуру. Раскаявшийся Фауст обретает спасение благодаря заступничеству Маргариты, невинной девушки из народа, соблазненной им по совету Мефистофеля; и хотя в приступе безумия Маргарита утопила своего ребенка, умирает она прощенной. С ужасом сознавая, что уклонение от исполнения договора не позволяет надеяться на спасение, европейский человек терзался неуверенностью перед суровым ликом Господа, обратной стороной которого являлся образ Люцифера. Оптимизм Эразма, проповедовавшего свободу воли, расцветающую под взором благожелательного Творца, два века пребывает в тени, на первый план выступает глубоко пессимистический взгляд на природу человека. На землях протестантов, где правили рабская воля Лютера и предопределение Кальвина, равно как и в мире католической Контрреформации, человек чувствовал себя ничтожным и слабым перед распоясавшимся всемогущим Сатаной, ставшим посланцем неумолимого божественного провидения.